А мне кажется, что прототипом Карениной кроме Марии Гартунг дочери Пушкина была еще и любовница Льва Толстого до женитьбы - замужняя крестьянка Аксинья Базыкина. Та самая к которой "уже не чувство оленя, а мужа к жене". С неё написаны героини "Тихона и Маланьи", "Идиллия" и "Дьявола".
Даже не столько сама Аксинья, сколько страсть и высшая степень сексуальной совместимости, которая их связывала с Толстым.
Когда я читаю в "Идиллии" сцену знакомства гуртовщика Матвея с Маланьей, вижу там молодого Толстого, писавшего в дневниках: «Похоть ужасная, доходящая до физической болезни». «Шлялся по саду со смутной, сладострастной надеждой поймать кого-то в кусту". Когда такая сила вожделения фокусируется на одной женщине, человек как-то отделяется от людей, потому, что чувствует по другому, вплетен в мироздание всеми нервами и видит невидимое для остальных.
Только говорить не может.
Для того, чтобы заговорить, ему нужно разрубить эту связь. Мастерский удар большого писателя или поэта приходится на женское сердце. Отсюда и живая кровь, которая чувствуется в великих произведениях. Если силы, страсти и света в женском сердце было много, рождается муза и поёт вечные песни.
А женщина?
Ну, женщина, пускай живет, как может. Или помирает, если не может. Для мировой литературы это уже не принципиально))
В "Идиллии" любовник Маланьи гуртовщик, в романе любовница Вронского петербургская дама высшего света. Что-то есть в этом от вечных мужских мечтаний: "а вот как бы все поменять местами и сделать не так, как есть". От Алексея, который в пушкинской "Барышне-крестьянке" говорит Лизе, что он не барин, а камердинер, потому, что хочет "уровнять их отношения", или от мандельштамовских стихов к Ольге Ваксель:
Есть за куколем дворцовым
И за кипенем садовым
Заресничная страна, -
Там ты будешь мне жена.
Вот отрывок из встречи в "Идиллии", где, на мой взгляд, вилна та же страсть и тот же жар, что у Карениной и Вронского, точнее, чувствуется та же кровь в описании этой страсти:
— Матушка, красавица, Малашенька! — говорит. — Что велишь, то и сделаю, полюби только меня. Как увидал тебя, не знаю, что надо мной сделалось. Красавица ласковая, полюби ты меня!
И бог знает, что с ней сделалось, такая бой-баба с другими. Только потупилась, молчит и сказать ничего не умеет. Схватил он ее за руки.
— Негаданная, незнатая ты моя красавица, Маланья Радивоновна, полюбил я тебя, что силы моей нету. Десять месяцев дома не бывал, — сам бледный как полотенцо стал, глазами блестит, — мочи моей нет.
А Вронский... Богатый, знатный, светский, с перспективой большой карьеры. Как и Болконский, кстати. Не тот ли это образ, который прочитывается в толстовских ранних дневниках.
Тот, кем очень хочется быть, но не получается.
Для чего Толстой подчеркивает невысокий рост и того и другого? Может, чтобы не заподозрили читатели зависти автора, рост которого, по воспоминаниям Софьи Андреевны был достаточно выским для своего времени - 181 см.?
Проекция честолюбивых мечтаний ещё и служит средством расправы с ними. Вронский отправляется на войну, в таком раздавленном состоянии, что надежд на возвращение мало. Мать говорит, что Анна его погубила и явно имеет в виду не только карьеру. Болконский погибает нелепым образом (и Наташа выходит замуж за Пьера).
В общем-то для мужчины логично расправляться с тем, что ноет, мешает, мучит, вызывает одновременно вожделение и отчаяние. Но как же тяжело видеть эту логику. Из-за нее пропадает пастернаковская Лара в конце романа "Доктор Живаго", стреляется юный Вертер, которого Гете наделил свой страстью к самоубийству, да с таким талантом, что по Европе покатилась эпидемия самострелов. Вот и мой любимый Лев Толстой туда же. Анну/страсть под поезд, Боконского/честолюбие гранатой, Вронского /прелюбодея на войну.
В толстовском рассказе "Дьявол" про муки барина, бросившего замужнюю крестьянку перед женитьбой на подходящей барышне, Евгений стреляет в Степаниду и кричит : "Нет, я не нечаянно. Я нарочно убил её".
По-моему, в той части, что касается сходства литературной Анны с реальной Аксиньей, Толстой мог бы сказать то же самое.
Получается: убил, значит любил. Поэтому я и думаю, что Аксинья Базыкина тоже была прототипом Анны Карениной.
Апд. Вспомнила отличный пример про сердце!!
На очень близкую тему есть у О'Генри рассказ "Адское пламя" про то, как герой по имени Петтит приехал в "Нью-Йорк чтобы стать писателем". Рассказчик - сам писатель - посоветовал ему влюбиться, чтобы наваять что-нибудь душещипательное. Тот послушался, но рассказ в результате "был сентиментальной трухой с приправой из хныканья, сю-сю-сю и беспримерного ячества". А "Слюнявость рассказа способна была пробудить цинический смех у самой чувствительной горничной".
Зато, когда из окна собралась кинуться другая девушка, беззаветно и безответно Петтита любившая, сразу получился шедевр: "Между строк этой рукописи истекало горячей кровью живое женское сердце. Тайну трудно было постигнуть, но искусство, святое искусство и пульс живой жизни слились здесь в рассказ о любви, который хватал вас за глотку не хуже ангины".
Однако честный парень Петтит подумал-подумал, на самом пороге славы завил, что ему это не надо и порвал рассказ:
— Да, я понял,— сказал мой друг Петтит и, взяв свой рассказ, стал рвать его в мелкие клочья,— я понял теперь правила этой игры. Настоящий рассказ не напишешь чернилами. И кровью сердца тоже рассказ не напишешь. Его можно написать только кровью чужого сердца. Прежде чем стать художником, нужно стать подлецом. Нет, назад, в Алабаму! В лавку, к отцу, за прилавок. Закурим, старик.
На вокзале, прощаясь с Петтитом, я попытался оспорить его позицию.
— А сонеты Шекспира?— взмолился я, делая последнюю ставку.
— Та же подлость, — ответил Петтит,— они дарят тебе любовь, — а ты ею торгуешь. Не лучше ли торговать лемехами у отца за прилавком?
— Выходит,— сказал я,— что ты не считаешься с мировыми...
— До свидания, старик!— сказал Петтит.
— ...авторитетами, — завершил я свое возражение. — Послушай, старик, если там, у отца, вам понадобится еще продавец или толковый бухгалтер, обещай, что напишешь, ладно?
Вот так.
Эх, в жизни ни минуты бы не колебалась в выборе между деревенским парнем и великим писателем ;-))
