Потребность эта присуща большинству русских людей.
Ошибаются те, кто, ссылаясь на отсталость России в проведении в жизнь начал гражданской и политической свободы и на деспотический характер русского правительства, считает русских народом-рабом.
Несмотря на все жестокости, насилия и несправедливости, которые терпит ежедневно русский народ, без сомнения, любовь к свободе в нем громадна, но в сочетании с другими свойствами народа из самой этой любви к свободе вытекают такие черты характера, которые лишают народ силы во внешней борьбе и побуждают его искать удовлетворения потребности свободы в совершенно иныхформах, чем это делают, напр<имер>, англичане.
Любовь к свободе есть вместе с тем ненависть к насилию. Представим себе человека, который так возненавидел насилие, что не только страдает, подвергаясь ему, но и сам неспособен применить его к другим лицам даже для защиты своей свободы. Положим, далее, этот человек ясно усматривает, что, кроме рабства внешнего - цепей, тюрем, воспрещений собраний, союзов и т.п., есть еще рабство более глубокое, внутреннее, состоящее в механизировании души, подчинении ее привычкам, выработке не разумных принципов, а мертвого автоматизма. Такой человек пойдет преимущественно по пути развития внутренней свободы и проявит мало умения осуществлять ее вовне, в устройстве государственной жизни.
Из таких людей, мягких, терпеливых и неспособных к резкой защите своих прав, состоит в большинстве русский народ. В таком обществе на низших ступенях его развития, при неорганизованности его, власть неизбежно попадает в руки наиболее наглых и злых.
Отсюда становится понятным следующее парадоксальное явление: наше государство — самое деспотическое в Европе, между тем как наше общество, быть может, самое свободное в мире.
С этим нетрудно согласиться, наблюдая у нас отношения между родителями и детьми, между учениками и учителями, между студентами и профессорами, между мужчиною и женщиною; это
сказывается в отношениях нашего общества к браку, к сословным различиям, к милитаризму и всякому бряцанию оружием, к формам и темам искусства, к научным теориям; это сказывается даже в мелочах, напр<имер> в отношении к формам одежды, к формам вежливости и т.п.
Быть может, в нас заложено стремление к такой безмерной свободе, которая осуществима только на высочайших ступенях культуры, не достигнутых еще человечеством, и деспотические формы нашего государства играют роль защитного приспособления, временно предохраняющего общество от соблазнов, непреодолимых для неокрепшего малокультурного сознания.
Н. О. Лосский. "Нравственная личность Толстого" 1911 г.