В тринадцать лет я впервые прочел "Анну Каренину". Война подкатила к самому Туапсе. Сухуми несколько раз небрежно бомбили, и мы с мамой и сестрой переехали в деревню Атары, где жила мамина сестра. Мы наняли комнату у одной соломенной вдовушки, нам выделили землю под огород, где мы выращивали тыквы, дыни, помидоры и другие не менее изумительные по тем временам овощи.
    В этом доме я случайно обнаружил книгу Толстого и прочел ее, сидя под лавровишней в зеленом дворике. Разумеется, навряд ли я тогда понимал многие особенности этого романа, но главное понял. Это видно из того,что я был потрясен так, как никогда не бывал ни до, ни после чтения этой книги.
     Дня три я ходил как пьяный и мычал какой-то дикарский реквием по поводу смерти героини. И без того не склонный усердствовать лопатой и мотыгой, в эти дни я даже не откликался, когда мама и сестра звали меня на огород.
     Опалывать глупые тыквы, когда мир вместе с Анной Карениной раздавлен под колесами паровоза?!

По-моему сразу ясно, кто это написал. Но если сомневаетесь, жмите путеводные стрелочки :)

Фазиль Искандер. Эссе и публицистика. "Воспоминания о романе". 

И дальше: 

    "Я шагал по селу, и траурный шлейф реквиема развевался за моей спиной. К сожалению, этот шедевр погиб навсегда по причине моей музыкальной безграмотности, а также отсутствия музыкальной памяти. Впрочем, возможно, я его вспомню, когда начну  впадать в детство, из которого никак не могу до сих пор выпасть.
     Чувствую, что начинаю сворачивать на знакомую колею. 
     Каждый раз, когда мне предлагают всерьез говорить о литературе, меня начинает разбирать смех. Литература настолько серьезное дело, что говорить о ней серьезно - опасно.
     Кстати, абсолютная серьезность фанатиков всякого дела - не прямое ли следствие иллюзорного сознания, что они полностью овладели истиной?
     Вспоминаю впечатления, которые я вынес от того первого знакомства с "Анной Карениной". Было жаркое лето, и я скучал по морю. Мелкие деревенские ручьи, где невозможно было всплыть, не утоляли мою тоску. И вот, может быть, поэтому во время  чтения я испытывал приятное чувство, как будто плыву по морю. Впервые я читал книгу, под которой не мог нащупать дна. Каким-то образом возникло ощущение моря.
      Незнакомые сцены усадебной жизни воспринимались как родные. Хотелось к ним. Хотелось посмотреть, как аппетитно косит Левин, побывать с ним на охоте, поиграть с его умной собакой, посидеть с женщинами, которые варят варенье, и дождаться своей доли пенок. Это был роман-дом, где хочется жить, но я еще этого не понимал.
    И еще одно незнакомое ощущение - физическое обилие, необычайная телесность   книги. Такого тоже я не замечал, читая другие книги. Телесность выламывалась из  страниц, как перегруженная плодами ветка. Я как будто бы чувствовал, что это для   чего-то автору нужно, а для чего -- не мог понять.
   Сейчас я думаю, что вот этим обилием телесности Толстой уравновешивал свою психическую перегруженность, оздоровлял, заземлял себя".


Еще несколько высказываний Фазиля Искандера о Льве Толстом - на сайте сообщества. т